Мария Жуйкова, корреспондент: - Насколько вообще быстро отвыкаешь от мирной жизни и как быстро опять к ней привыкаешь после всего пережитого, после совершенно другого образа жизни…?

Леонид Маслов, боец 92-й механизированной бригады: - Смешно, я в прошлый раз приезжал в отпуск, машинально сложил мешки со строительным мусором, они лежали, я машинально забаррикадировал окно, потом я только сообразил, что я делаю. Едем в этот раз в отпуск с товарищем, он говорит, что он механически просматривает посадки все, уже едем в Харькове, он смотрит нет ли там засады какой-то. А я смотрю все время на дорогу – нет ли там фугаса.

И очень нравится ездить со включенными фарами по городу Харькову, очень приятные ощущения. Потому что, в основном, лучше в зоне АТО со включенными фарами не ездить.

- Мы здесь видим войну снаружи - в Харькове, в том же. Но какой он мир внутри войны?

- Обычно такое впечатление, что войны нет, мирная жизнь - когда нет обстрелов. Работают магазины. Вот в Счастье, когда не было обстрелов, работал небольшой кисок, где продавали пиво отчаянные люди - прямо за мостом, непосредственно за мостом. Но потом там, в конечном итоге, прилетело. По-моему 120-я мина прилетела и убила мирных жителей, которые там продавали пиво. С тыльной стороны там площадка была такая - и там погибли мирные жители.

У меня на глазах один раз танк стрелял. Ну, это был неработающий супермаркет в Счастье. И в него два снаряда прицельно подложил, вот прямо выстрелил. Выехал на огневую позицию и выстрелил по супермаркету. Зачем это было сделано? Непонятно.

Ну, зачем - есть предположения. Через полчаса в Интернете на одном из сепаратистских сайтов, мы все время их тоже читаем по долгу службы, появилось сообщение о том, что «укры» обстреливают тот город, в котором живут - это безобразие, описанию не поддается.

- По поводу пива и алкоголя - неоднократно уже говорится, что проблема алкоголизма так или иначе есть среди военных...

- Эти люди называются «500-е». Вот есть «200-е», «300-е», а алкаши называются «500-е». Я не считаю употребление алкоголя в армии грехом, если ты не прикасаешься к оружию, если ты не на боевом дежурстве. И выпить кружку пива - я не считаю, что это плохо. У нас там те, кто не на службе, раз в неделю и позволяется кружка пива или рюмка водки. Опять-таки, в нашем подразделении никто не злоупотребляет. Вообще. Но сплошь и рядом я, кончено, вижу пьяных военных. Очень много погибших в результате действия алкоголя.

Например, я помню, как в один день, два ДТП, в которых мы понесли потери убитыми, а просто ребята пьяными сели за руль, разбились. Эта проблема существует, с ней борьба ведется по-разному. Даже в нашей бригаде. Например, что меня возмущает, что эти люди не несут ответственности, их просто отправляют в тыл, на тыловые рубежи или на какие-то хозяйственные работы, они выполняют функцию стройбата и по-прежнему напиваются.

Но самое главное, чтоб они не прикасались к оружию. Некоторые даже, кто струсил, они специально стараются симулировать алкоголизм для того, чтобы их отправили в тыл, а вместо этого они должны попадать куда-то в дизбат, они должны нести уголовную ответственность - просто за отношение к службе соответствующее. К сожалению, у нас карательные механизмы в армии еще находятся в зачаточном состоянии. Я вспоминаю, какие жесткие меры в советской армии применялись к тем, кто употребляет алкоголь. Даже за незначительные. Пошел в увольнение, выпил кружку пива - попал на гауптвахту на 10 суток.

- В конечном итоге, когда закончится война, я думаю, тоже ни для кого не секрет, что мы получим много людей с проблемами и алкоголизма и с морально-психической неустойчивостью

- Вы знаете, по-моему, преувеличиваются моральные травмы у количества людей и степень морального травмирования войной. Почему – потому что, в основном, сейчас воюют люди зрелого возраста – в отличие от афганцев, которые попадали туда срочными в начале своей жизни.

Это в принципе люди, вторые прошли. У нас много людей, которые прошли Афганистан. У нас средний возраст. В нашем подразделении средний возраст 40 лет даже больше 40. И многие люди повидали очень многое на своем веку. Я не вижу каких-то отклонений в психике даже у тех, которые хоронили. Которые по частям собирали тела своих товарищей, я не вижу, что они сломались, что у них произошел какой-то надрыв. В общем-то, все остаются людьми. Никто никогда не издевается над пленными, никто никогда не издевается над местными жителями.

- С местными жителями как складывались отношения у вас, как вы им помогали?

- У нас налажены с ними контакты, какие-то хозяйственные отношения. Можно что-то купить, они приносят нам молоко, молочные продукты свежие, мы с ними делимся своими. Мы им помогаем, как можем. Вот медикаменты, у нас есть избыток медикаментов, мы отдаем медикаменты местному врачу

- Хозяйственные отношения – понятно. А какие-то политические темы - вы избегаете или они просто не высказывают свое мнение?

- Я лично избегаю, потому что боюсь нарваться на неискренность. Но я точно знаю, что есть люди, которые очень нам сочувствуют

- Как вы это понимаете?

- Во-первых, по поведению детей, которые всегда бегут нам на встречу, всегда приветствуют, всегда кричат «Слава Украине», просят украинские флаги, обнимаются с нами.

Некоторые местные жители просто молчат, возможно, у них есть какое-то свое мнение на этот счет, потому что очень много родственников проживают в Луганске. Поэтому я думаю, что они молчат, соблюдая такой скромный нейтралитет. До сих пор, я знаю, на этот район, я знаю, что очень сильно транслируются телеканалы российские, интенсивно «Луганск-24» – ужасный, совершенно ужасный телеканал. Он не просто антиукраинский, у него необычайная пропаганда ненависти, больше, чем на российских телеканалах.

- Например, что там могут показывать?

- Например, они очень любят показывать изуродованные тела украинских военнослужащих крупными планами. И так далее. Что не принято на нормальных телеканалах там даже в России.

- И комментируют при этом как?

- Ну, с большой радостью

- Сейчас годовщина уже оккупации Крыма - как вы отнеслись к этому тогда – болезненно или неболезненно восприняли, и верите ли, что он еще будет наш?

- Я, конечно, верю, что Крым так или иначе будет наш. Возможно, это будет какой-то компромиссный вариант, возможно, это закончится еще не скоро. Я не воспринял оккупацию Крыма, аннексию Крыма как какую-то для себя трагедию или потерю. Ощущение просто, что об нас вытерли ноги и причем совершенно бессовестным образом. Что это был просто вопиющий беспредел, вседозволенность, которая вызвана опьянением длительного нахождения у власти.

Когда мне разного рода «ватники» говорят, что я нацист, я говорю, что я отношусь к врагам не по национальному признаку, а по признаку, кто на нас напал. На нас напал – значит, ты оккупант. Ты поддерживаешь оккупанта, значит ты коллаборационист.

- Вообще, украинский и русский народы после всего, что происходит, как мириться?

- Я всегда считал и считаю, что это народы разные. Общности у нас ровно столько же, сколько общих слов в языках. Мировоззрение у нас разное, любовь к труду у нас разная, история у нас, имеющая многие пересечения, все рано разная и у каждого из этих народов свой путь.

Но при этом украинский народ будет первым, кто простит россиян за все то беззаконие, и весь тот беспредел, который они учудили. Украинцы первыми, как потерпевшие этого беспредела, поймут и простят. Другие народы еще долго не будут верить. Еще долго отношение к России во всем мире будет как к нецивилизованной нации, как к отбросам цивилизации. А мы будем еще весь мир уговаривать, что не все так плохо, в этом отношении - мы народы братские.