«Я хочу разобраться». Интервью с отцом погибшего курсанта ХНУВС

Сергей Зобнин рассказал МГ «Объектив», что ему известно и что он думает об обстоятельствах гибели сына Дмитрия.

28 января, около 21.30 в Харьковском национальном университете Воздушных Сил имени Ивана Кожедуба было обнаружено без признаков жизни тело курсанта инженерно-авиационного факультета. Причины его смерти сейчас выясняет следствие. Сам же случай стал резонансным и поставил вопрос, как минимум, о комплексной  проверке этого военного вуза.

Сергей Зобнин: — Я просто хорошо своего сына знаю.  Мы разговариваем на все темы открыто. Было даже на эту тему с ним разговор. Он заверил, что он с нами такого не может сделать. Чтобы нас оставить самих с матерью. Он у нас один единственный сын. Мы все для него только делали.  Знаете, я своего сына только что осмотрел в морге. У меня очень много вопросов по его телу. Они не вписаны в экспертизу.

Я обнаружил гематому на животе у сына. Меня заверили, что это могло произойти при транспортировке трупа, но, вы знаете, он 4 часа пролежал на спине. Кровь должна уже была сойти. И при транспортировке по любому никаких гематом уже не должно было оставаться в районе живота. Меня это очень сильно насторожило. Я не специалист, но честно очень сомневаюсь в таких выводах. Мне нужно сделать повторную экспертизу, чтобы мне объяснил это еще один эксперт со стороны.

(От ред. — 30.01.2018 года в 18.30 Сергей рассказал, что была проведена повторная экспертиза. Другой эксперт подтвердил выводы экспертизы о возможности гематомы на теле от транспортировки тела погибшего. Никаких других повреждений, о которых писала пресса, не было).

МГ «Объектив»: — Говорили, что был сделан не один выстрел

Сергей Зобнин: — Три выстрела. Очередью, получается.

— Вы военный?

— Нет, я не военный.

— Вам объяснили, что возможно при самоубийстве стрельнуть очередью?

— Я думаю, да. По инерции. Скорострельность очень большая. Вероятность да, есть конечно что, может и сам он это сделал. Но мне надо просто разобраться, потому что я себене прощу до конца жизни это (плачет).

— Сергей, вы подали заявление в прокуратуру?

— В военную прокуратуру подал вчера. Оно на рассмотрении.

— Что в заявлении?

— По поводу всех этих действий у меня очень большие сомнения возникли. Потому что в университете слышали выстрелы в полвосьмого вечера, а мне только в восемь часов позвонили, сказали, что мой сын сбежал с автоматом и боекомплектом куда-то пропал, исчез. И его после этого два или три часа не могли найти.  Хотя он лежал в том помещении. Возле караульного помещения лежал. И еще, как я знаю, он был в бодрствующей, отдыхающей смене. В это время у них нет доступа к оружию даже. Оружие должно было закрыто быть. При нем оно не должно было находиться. Должно находиться у офицера. На первом этаже должен находиться дневальный.

— Сергей, расскажите, пожалуйста, как вы узнали о случившимся.

— Это случилось в воскресенье вечером. Мне в восемь часов позвонил его ротный. Сказал, что мой сын пропал с автоматом и боекомплектом. Что надо его как-то срочно найти. Надо, чтобы мы приехали и вместе попытались его найти, пока он не натворил никакой беды. Все-таки оружие. Мы в чем были, в том и выехали. Схватил фуфайку, какая была самая первая и выехал… Вторые сутки, а я еще не присел, ни спал, ни ел. Не могу я.

— Сергей, какую причину назвал ротный. В связи с чем это произошло?

— Дело в том, что он находился в командировке. Его не было на месте. Ему самому позвонили и сказали. Он сам не мог разобраться, в чем причина.

Мы приехали в районе 11 часов в университет. Нас попросили подождать на проходной. Я уже от охранника узнал, что нашли беглеца. Я поинтересовался подробностями, но охранник ничего не знал, кроме того, что нашли. Вышел какой-то офицер. Я у него спросил за сына. У меня сразу первый был вопрос: «Живой?» Мне сказали, что нет. Как только мне сказали, что мой сын сбежал с автоматом, я сразу сказал, что это неправда. Он на такое не способен. Просто на просто не способен.

— Что было дальше? Вам кто-то объяснил что произошло?

— Никто мне ничего не объяснял. Офицеры сказали, что их самих туда не допускают. Идет работа полиции. И никто ничего не знает. Нас в 11 часов попросили, чтобы мы поехали домой, поскольку там всё равно все будет до самого утра. Сказали, что нам позвонят. Около часа ночи мы поехали домой. Так нам никто не позвонил. Я даже не знал, где мой сын находится. Потом стал выяснять, бегать.

— Когда вы в последний раз видели своего сына живым?

— Дело в том, что он две недели находился в отпуске. Мы его только из отпуска привезли учиться. Это буквально прошло три дня. Три дня прошло после отпуска.

— Расскажите о его эмоциональном состоянии, когда он был на ваших глазах?

— Настроение прекрасное у ребенка постоянно было. Он смотрел фильмы, занимался спортом, изучал английский язык, читал литературу. Нет даже никакого подозрение на самоубийство. Ребенок жил и радовался.

— У Димы были в университете друзья, враги?

— Я сколько раз у сына спрашивал. Я все-таки в армии служил, я знаю, что везде присутствует дедовщина.  Сын мне рассказывал, что небольшие есть ссоры, но это небольшие. В основном у него все товарищи, вроде.

— Сергей, есть ли у вас предположения, что могло произойти?

— Честно, не могу я сказать. Не знаю я. Я хочу сам разобраться. Вчера мне казалось: может он увидел что-то не то, может какой-то конфликт получился с товарищами. Но дело в том, что мой сын не пьет, не курит, не колется. Вел здоровый образ жизни. И был очень прямолинейным. Он мог поспорить и с преподавателями, с офицером. Мог высказать свою точку зрения. Это, конечно, никому не нравилось. Мы ему говорили: «Ну, сынок, жизнь такая, надо как-то с людьми». А он говорит, что я не такой. Я не могу, если мне неправильно поставят оценку, стоять и смотреть на это.

— Могли ли у Димы быть конфликты из-за его принципиальности?

— Возможно, что таких людей никто не любит.

— Сергей, вы уверены в том, что это было убийство?

— Я хочу разобраться. Я хочу разобраться. Это мой ето мой единственный сын, в котором заключалась вся моя жизнь. Если я сейчас отступлю, я себе этого никогда не прощу. Мне и так с этим до конца жить.

Напомним, что основная версия следствия, о которой было предварительно заявлено — самоубийство. Информация о происшествии внесена в Единый реестр досудебных расследований по ч. 1 ст. 115 (умышленное убийство) с пометкой «самоубийство» Уголовного кодекса Украины.

Как сообщили в ГУНП в Харьковской области, по заключению экспертов, предварительной причиной смерти является огнестрельное ранение головы.

В то же время Андрей Зобнин, дядя погибшего курсанта, сообщил корреспонденту МГ «Объектив», что «было совершено три выстрела в грудь, все пули на вылет».