«Надежды удручают» — что думают о Трампе и мире на приграничье Харьковщины

О надежде на победу в 2023-м, жизни под КАБами, разрушениях, восстановлении и эвакуации с границы в интервью МГ «Объектив» рассказал начальник Золочевской поселковой военной администрации Виктор Коваленко.

«Вот поехал староста, которому в автомобиль попал «Град». Он получил ранение, автомобиль уничтожен, но работает. Жив». «Здесь директор клуба получил контузию. Он уже дважды ее получал. Контуженным называем его». «Старосте 30 лет. Мама и дочь находятся в Харькове, муж погиб, а она сама там. Представьте себе, в течение получаса ей в дом прилетело одновременно девять дронов, и она там пряталась». Подобными комментариями сопровождает Виктор Коваленко наш путь по Золочеву. Сейчас в пограничной громаде, где до полномасштабного вторжения было 28 тысяч населения, остается немало людей – 18 600 (из них 1800 – дети).

«С переселенцами», – уточняет начальник военной администрации.

Переселенцы здесь свои – преимущественно те, кто выехал с самой границы в Золочев или на территории, которые считаются тыловыми.

«Уничтожено… Обычно я беру половину нашей громады. Потому что Довжик, Феськи, Малая Рогозянка, Сковородиновка, Писаревка – там тоже «прилеты» были, но это более тыловые старостаты. А вот там впереди, – кивает Коваленко в российскую сторону. – Ничего не осталось».

Только за апрель по Золочевской громаде ударил 61 КАБ, в марте – 92. С начала полномасштабного вторжения в громаде от обстрелов погибли 87 гражданских, более 300 получили ранения.

Сам Золочев на фоне уничтоженного приграничья выглядит хоть и побитым, но не побежденным. «Шрамы» от российских КАБов, «шахедов», ракет и артиллерии – на каждой улице.

«Вот удар был артиллерией – прямо перед полицией. Вот управление социальной защиты: одно из старейших зданий в Золочеве. Как раз «пятисотка» ФАБ попала в кабинет начальника управления. Слава Богу, что это было в четыре часа утра. Никто не пострадал», — комментирует начальник военной администрации, не испытывая необходимости для такой экскурсии даже отойти от здания поселкового совета.

Все перечисленные «прилеты» – на расстоянии нескольких метров друг от друга. Сам поселковый совет также значительно побит, с разорванным на куски фасадом и закрытыми OSB окнами. Памятник перед зданием – прошит осколками в нескольких местах. Но вокруг – клумбы с розами и молодая аллея сакур.

«Посадили в 2023 году эти сакуры… Мы могли бы этого не делать, в порядок не приводить, но мы живем. Видите, убирают коммунальные службы, все работает. Безусловно, много магазинов, кафе разбито. Но жить нужно, если мы это не будем делать, что будет потом?» – отмечает начальник военной администрации.

Пока глобальных и «показательных» проектов восстановления в Золочеве не реализуют. По крайней мере, таких, которые были бы «на поверхности».

«У нас есть масштабные проекты, но это укрытия сегодня. Мы в 2023 году восстановили 18 объектов. Строительства не было, но капитальный ремонт. Вот мы будем на объекте. Это социальное общежитие. Мы его отремонтировали полностью, потому что оно было разбито «Градами» сильно. И 28 семей из Уд хотели туда заселить. За неделю до заселения туда прилетел «Искандер», – объясняет логику дальнейшего «подземного восстановления» глава громады.

Комментарии о том, что и куда прилетело, сопровождают осмотр почти всех сооружений в Золочеве: «Это помещение газеты «Заря» — сюда трижды били»; «Вот бывшее помещение районной государственной администрации. Мы его планировали отремонтировать, чтобы здесь был поселковый совет. Уже приступили к работам. И вот две ракеты влетели»; «Это разбитая котельная: в 2022 году прямым попаданием танк ударил и разбил»; «Вот удар был корейской ракеты прямо в Дом детского и юношеского творчества»; «Вот «шахед» – прямое попадание было в физкультурно-оздоровительный комплекс»…

В переходах и переездах от одного свидетельства российских преступлений к другому мы поговорили с Виктором Коваленко о том, как удается поддерживать жизнь в громаде, на чем держится экономика и бюджет, как работают врачи, какие возникают новые угрозы. А также, конечно, — о погибших героях, первых днях вторжения, прошлогодних боях в Сотницком Казачке и надежде на мир.

«Если еще и армия будет надеяться…»

– Виктор Николаевич, мы с вами встречаемся в момент, когда все новостные ленты полны сообщений о переговорах, прекращении огня, перемириях… И все это пока только разговоры. Как все это воспринимается здесь, в считанных километрах от границы с РФ?

– Дело в том, что эти надежды, о которых говорил президент Соединенных Штатов, когда избирался… Все думали – вот, до Нового года. Потом — в феврале, потом — в марте… Люди сегодня живут войной. Они очень подавлены, им очень тяжело. И эти постоянные надежды – они людей просто удручают. Безусловно, каждый из нас, как и любой гражданин Украины, желает скорейшего мира. Чтобы ребята вернулись с фронта. Все ждут. Мне кажется, что война может закончиться так же неожиданно, как и началась.

– Вы верите, что это может быть близкая перспектива?

– Ну, хотелось бы. Но, постоянно общаясь с командирами, с военными, с нашими воюющими земляками… Они настроены на победу и на то, чтобы защищать наше государство. Если еще армия будет надеяться… Вы понимаете, это очень тонкий вопрос. Эти надежды – они иногда разочаровывают не только гражданское население, но и военных. Поэтому самое главное – это мощная армия, наши герои.

Мы с ними общаемся каждый день. У нас граница с Российской Федерацией 51 километр, поэтому для нас главное – это защищать наши границы. В прошлом году было наступление на участке Сотницкого Казачка. И июнь, июль, август – наши ребята защищали там наши границы. Моменты есть, когда и ДРГ заходят. Обстрелы – это постоянно. Приграничные села (100 метров село от российской границы, 500-800 метров, километр – полтора – это много очень сел) – там у нас на сегодня где-то около 2000 населения. Детей мы эвакуировали в рамках принудительной эвакуации, а старики преимущественно находятся там. Вода, газ, электроэнергия, продукты, социальный автобус, лекарства, медики – это все работало. И эта работа шла во взаимодействии с военными. ЖКХ даже мусор вывозило. Но FPV-дроны с оптоволокном – они не дают нам жизни. Бьют по инфраструктуре: газосети, трансформаторы, энергосети. Магазинов там нет, кафе нет – все это разбито. Амбулатории, школы выгорели. Село Уды, где было до войны около тысячи населения – ни одного человека нет. Армагеддон просто. Там FPV летают, постоянно бьет артиллерия…

– Вы говорите об FPV. Известна ли вообще безопасная дистанция: куда можно доехать, а где уже будут атаковать?

– Что касается FPV – да. Однако усовершенствование FPV-дронов сказывается. Они долетают уже очень близко. Но КАБы, или РСЗО, или артиллерия – половина громады под постоянными обстрелами. КАБы и ракеты бьют и в тыл громады. Более того. Очень много заминирования. Особенно FPV, которые сбрасывают и лепестки, и мины, и ловушки.

– То есть постоянно возникают новые опасные участки?

– Вы знаете, вот каждый год войны – он разный. 2022-й – это была артиллерия больше. 2023-й, я думал, уже наши выгонят их совсем. Думал, что в 2023 году война закончится на каких-то условиях. Но я ошибся. Наступил 2024 год, и появились КАБы, FPV, новое оружие…

«У нас очень хорошие отношения с благотворителями»

– В Харькове, когда куда-то прилетает, сразу на месте видишь десятки коммунальщиков, которые все это убирают. Но у Харькова совсем другой бюджет. Как может громада, куда прилетает больше, чем по Харькову, с этим справляться?

– У нас очень хорошие отношения с благотворителями. Безусловно, они помогают во всем. Мы активно работаем. У нас 38 соглашений о сотрудничестве с международными, всеукраинскими, харьковскими благотворительными фондами.

Работа построена следующим образом. Когда «прилетает» и, скажем, два дома уничтожены, 15 повреждены. Мы фиксируем. Как правило, бьют ночью они. Но и днем ​​тоже. И уже утром приезжает «Пролиска», «Мирное небо», «За мирное небо», приезжает КГЦ (Координационный гуманитарный центр – Ред), приезжает Красный Крест. И мы начинаем консервировать дома, помогать, закрывать окна, убирать, наводить порядок. ЖКХ собирает мусор строительный, вывозит. Энергетики, газовики, ГСЧС работает. Все это работает, этот механизм. Отдел экономики собирает документы. И у нас есть три организации, с которыми мы работаем: Красный Крест, Help – Немецкий благотворительный фонд и фонд «Порятунок». Мы сразу готовим документы: на человека – 10 800 гривен одноразовая выплата. Кроме того, стройматериалы и т.д. В Золочеве около 70% частных домов либо повреждены, либо уничтожены. Самое главное – я настаиваю, здесь нет ни одного дома, который бы не законсервировали.

– А государство вообще помогает?

– «єВідновлення». Люди получают у нас средства и покупают жилье – и в Харькове, и по всем уголкам Украины. Но у нас нет возможности комиссии выезжать в приграничье, где постоянно обстреливают. Я понимаю людей, что «єВідновлення», где особенно жилье уничтожено, нужно получить. Мы ведем работу. Но туда, куда даже военные не пускают… Мы не можем рисковать жизнью наших работников. А мало того, это ведь не только работники, но и сами хозяева должны там быть. Как они могут туда приехать? Кто их туда пустит? То есть эти вещи, они очень тонкие. Но мы все надеемся, что оно как можно скорее закончится. Тогда мы уже в полном объеме все будем делать.

«После 18:00 вся больница переходит в укрытие»

– То есть в восстановлении вы сейчас сосредоточены на укрытиях?

– Да, для нас это приоритет. Мы в прошлом году два укрытия сделали. Сейчас, я думаю, к 1 сентября еще два укрытия будут открыты. И у нас проектно-сметные документации есть еще на укрытия в Золочеве, во всех трех образовательных учреждениях: 1-я гимназия, 2-й и 3-й лицеи. Но строить сейчас… От этого места 17 км до границы. Вы ведь понимаете?

– Но кое-что необходимо восстанавливать. К примеру, больница. Мы все видели ужасные фото, как она горела ночью. Что с ней сейчас?

– Буквально месяц-полтора назад пять «Шахедов» ударили по больнице. Был большой пожар. Слава Богу, у нас железобетонное перекрытие – и оно не пошло внутрь больницы. Но это было очень страшно, потому что люди находились в укрытии. После 18:00 вся больница переходит в укрытие.

– То есть не ждут, пока будет тревога?

– Днем люди находятся на первом-втором этаже. Третий этаж – там нет никого, мы оттуда все убрали. И когда удары были «Шахедами» — это было в 12 ночи. Первая была волна – три удара, а потом еще два. Уже на следующий день в 10:00 принимали первых пациентов.

–  То есть есть уцелевшее помещение, где есть возможность оказывать помощь?

–  Да, да. ACTED нам помог, 92 окна заменил после ударов. Больница вообще очень пострадала, на территорию больницы пять ракет прилетало. Детское отделение, терапевтическое, полностью снесло – туда прямое попадание было. Слава Богу, что мы оптимизировали состав врачей. Многие уехали, но они уже в центральном здании были. И, слава Богу, что мы их вывезли, потому что если бы там люди были, они все погибли бы.

«Врачи молодые, наши местные, но уже поседели после всех этих ударов»

– Что вообще с врачами? Многие уехали?

– Многие уехали. Кто-то приехал. Опытные врачи приехали. Главное – в больнице оказать первую помощь. Это самое главное. Оказать первую помощь раненым, а потом уже отправляют либо в Харьков, либо в другие места для лечения.

– Я так понимаю, что хирурги и реаниматологи у вас есть?

– Хирурги, реаниматологи, травматологи, отоларинголог – все это есть. Врачи молодые, наши местные. Главный врач, начальник медицинской службы… Молодые, но они уже поседели после всех этих ударов. И у нас оборудование есть: и рентген-аппарат переносной, и УЗИ переносной.

– Вы сказали, что приехали в громаду работать врачи. А откуда приезжают?

– Есть врачи, которые работали в Харькове, но они золочевцы. И они здесь трудятся. У нас заведующий травматологическим отделением – он преподаватель в Академии последипломного образования медицинского. Он здесь работает с первых дней. И он нам помогал, когда бой был 7 марта 2022, тогда помогал ребятам раненым. Девять погибших и много раненых. Сюда привозили, и тут сразу делали операции. Стабилизировали состояние раненых и затем уже направляли дальше в военные госпитали.

«Аграрии работают в той зоне, где летают FPV»

– Чем вообще сейчас живет громада? Есть ли какое-нибудь производство, аграрии?

– Это сельское хозяйство. Одна треть полностью не засеяна. Там, как правило, минные поля или зона постоянных ударов – приграничье. То есть одна треть, она не обрабатывается. Аграрии работают, но, представьте, работают в той зоне, где летают FPV-шки. В прошлом году предприятию «Первое мая» John Deere сожгли. Четыре FPV-шки ударили в комбайн – сожгли. И автомобиль, сзади ехавший, КамАЗ, туда тоже попали.

– Животноводство какое-нибудь есть?

– Есть животноводство, но это больше тыловая часть. Предприятие «Первое мая» – было 400 коров – отборных, голштинская порода. Но когда стали обстреливать, они ходили раненые по полям, брошенные эти коровы. Не успели (вывезти – Ред.), потому что кацапы сразу напали. Или предприятие «Альфа» Виктора Ивановича Белинского. У него хорошее дойное стадо было. Такая же ситуация.

Предприятия, которые были: там и переработка древесины, и пеллетные линии – все, к сожалению, разрушено, разбито, уничтожено врагом. Промзона вся разбита, где «Вимм-Билль-Данн» был, там делали разные чипсы и т.д. Производство окон и дверей – там тоже было такое мощное, немецкие инвестиции. Тоже разбито. АТБ у нас свое было, которое полностью разбито. Хлебоприемное предприятие – такая же ситуация.

– Где люди работают?

– 90% – это сельское хозяйство.

«Она говорила: «Я никуда не уеду, я здесь повешусь». Ну, что ты человеку сделаешь?»

– Значительная часть громады – прямо на границе. Как решаете вопросы эвакуации? Соглашаются ли люди уезжать?

– Мы работаем с координационным гуманитарным центром. Когда в прошлом году было наступление на Сотницкий Казачок, представьте ситуацию. У нас там проживало до войны 112 человек. К тому моменту, когда началось наступление, практически в каждом домовладении были автомобили. Оставалось 33 человека. Я туда приезжал, просил людей уехать, потому что планируется наступление. Никто не уехал.

А когда началось наступление… Село – оно как колбаска, с двух сторон разделено: российская сторона, наша сторона, речушка. Там 50 метров – и ты уже в России. Внизу, у речушки, — пограничное ограждение. Они жили там, ходили друг к другу. Внизу там стулья стояли, они там пили, пели, на баяне играли… Но россиян сразу вывезли – российские войска. Дали поручение уехать: в течение часа они забрали животных – и уехали. А мои оставались – 33 человека. Я их просил уехать. Но когда начались боевые действия, взорвали два моста – и они остались в капкане. Потому что с одной стороны были минные поля, а с другой – взорванные мостики. Все сгорело: все дома и автомобили. И мы из этих 33-х 32 человека за руки – с авоськами, с сумками выводили: раненых, тяжело больных, после инсультов. Одна женщина осталась, 91 год. Мы не могли ее найти. Но потом, когда наши уже выбили их, увидели мертвую женщину. Она говорила: «Я никуда не поеду, я здесь повешусь». Ну что ты сделаешь человеку? Она подорвалась на мине, истекла кровью, и ее там похоронили ребята. Безусловно, после боевых действий мы тогда эксгумируем, уже похороним ее, как положено. Вот так закончилась мирная жизнь в Сотницком Казачке.

Поэтому если какая-то ситуация, то задача номер один – это эвакировать людей. У нас Золочев Львовской области – побратим. Там четырехэтажное здание, отремонтированное за местные средства и средства международных организаций. И там 12 наших семей уже находятся. Некоторые вернулись, некоторые там нашли работу. У нас есть надежные партнеры, на которых мы можем положиться. Как правило, переселенцы выезжают в Харьков или в область к своим родственникам, к своим близким, детям – и находятся там. Или мы имеем возможность предложить их для размещения в общежитиях. Все работает. Но, как я сказал, люди уже не хотят уезжать. Многие получили средства на приобретение жилья, которое они приобрели либо в Золочеве, либо в тыловых громадах, старостинских округах. Либо в Харькове квартиры покупают, либо там в громадах: Богодухов, Солоницевка. Мы понимаем, где кто находится.

– Вы когда уговариваете людей уехать. В том же Сотницком Казачке. Вы им говорите: «Люди, надо уезжать, будут наступать россияне». Что они отвечают вам? «Мы не уедем», почему?

– «Мы никуда не поедем». Понимаете, дело в том, что наша громада не была захвачена. Только два села: Макарово и Турово, которые были захвачены россиянами. И некоторые считают: какие были до войны отношения (с россиянами – Ред.), они останутся такими.

«Это совсем другая война»

– В первый день вторжения, 24 февраля, они очень быстро оказались в Казачьей Лопани, в Волчанске, в Купянске, а до Золочева не дошли. Как вы это объясняете?

– Мы как островок были. То есть Грайворон, который напротив нас – там колонна пошла российская на Великую Писаревку (Сумской области), они вышли на дорогу. А тут дорога: Казачья Лопань – Слатино – Дергачи – на Харьков. Мы не были им интересны тактически и, возможно, стратегически. Но 25 февраля колонна не повернула на Дергачи, а повернула направо. Эти старые карты, по которым они шли… Видимо, спутали карты. Я еду, смотрю: шесть километров колонна: танки, МТ-ЛБ, БТР, БМП, артиллерия. Я только проехал, сзади удары: наши начали «Градами» жечь колонну. Потом они на Феськи – вниз повернули. Там им добавили еще: наши два танка 93-й бригады начали палить их просто. Потом они повернули, за этими танками поехали. Наши танки выскочили, уже зная территорию. Только они выехали, уже на обед встали на въезде в нашу громаду, начали обедать. Их «Градами» снова там перебили. Мы потом собрали убитых, похоронили здесь. Даже в том бою погиб полковник – Герасимов, командир полка, который вел колонну. Потом они почти дошли до Золочева, но топливо закончилось практически. Они развернулись – и на Казачью вернулись. В результате этих действий, я подсчитал лично, было 42 единицы техники либо сгоревшие, либо поврежденные. И даже последняя САУшка здесь была – три километра от Золочева, у которой не было топлива. Затем наши залили топливо туда и забрали.

– Вы, пожалуй, едва ли не единственный начальник военной администрации в Харьковской области, имеющий военный опыт, поскольку воевали в Афганистане. Насколько вы были готовы к такой войне?

– У нас еще есть Геннадий Король, который в АТО был и потом воевал. Но и я, и первый заместитель – мы были действительно в Афганистане. Это совсем другая война. Совершенно. Абсолютно. Не хочу даже сравнения делать – это глупо. Но сегодня у нас воюет 6000 афганцев за Украину. Даже у меня на моем участке есть парень, который был в Афганистане у меня подчиненным. У нас погибли более 600 ребят, девять из которых стали Героями Украины посмертно. Ранены 2600 человек. Но представьте, это уже люди, которым за 55. Это 58-60, даже больше. Поэтому есть возраст. И много погибших.

– Вы сказали, что воюют 6000 афганцев за Украину. Но ведь воюют и с той стороны афганцы. Вы когда-нибудь, возможно, общались с побратимами, может, еще до вторжения, с той стороны?

– Тема очень болезненная. Мы 40 лет назад даже не думали, что такое может произойти. Но дело в чем. Когда было АТО, например, ребята из Луганской области, 112 человек, которые со мной служили, из них только пять, которые были на той стороне. Пять. Но когда мы собирались в Харькове, моя десантно-штурмовая группа, у нас даже было, когда приезжали одновременно 328 человек – абсолютно со всех уголков. И россияне. Они были здесь, они видели отношение, они видели, что никто совсем не запрещает по-русски говорить. Мы их встречали. Мы на могилы ездили к нашим ребятам. И они вообще… Ну, они знают то, что у нас происходит. А когда человек – даже тот, который со мной служил, ни разу не приезжал, у него фантазии какие-то появляются. А особенно пропаганда – она очень сильная. Не нужно недооценивать российских агрессоров. И особенно в средствах массовой информации. Представьте, даже когда Волчанск, Купянск – как они могли за полгода так поработать, чтобы людей перегрузить. Понимаете?

«Мы уже похоронили 81 героя, 66 пропали без вести»

За этим разговором мы подходим к месту одного из самых болезненных «прилетов» по ​​Золочеву – разбитой российскими КАБами Аллее памяти.

– К сожалению, мы уже похоронили 81 героя, 66 — это пропавшие без вести, 59 — в плену, 936 наших ребят воюют, защитники и защитницы, и 82 вернулись, демобилизованы. Мы планировали: здесь аллею продолжать. Но вот видите, ничего не осталось абсолютно. Все это – наши погибшие казаки, ребята, – комментирует Коваленко, идя посреди разбитых стендов с фото погибших воинов. – Вот молодой парень, Герой Украины. За его голову давали большие деньги россияне. И они его поймали, и он погиб, Герой Украины. Вот Сергей Коваленко, с которым я вырос в детстве. Он ушел в 93-ю бригаду воевать. Ребята, которые и молодые, и люди уже постарше…

И что они сделали? Мы заказывали. Это все из Житомира привезли, это из Черновцов привезли по заказу. Так чтобы, знаете, оно не выгорало, вода не попадала… Мы ее открывали с семьями погибших. Там у нас плита чернобыльцам, там афганцам плита, там замученным во время Второй мировой войны. То есть такое памятное место, святое место. И видите, что они сделали.

– Планируете восстанавливать?

– Обязательно.