Поздняков: Понимаю, почему власти Харькова не пошли на ул. Бандеры и Шухевича

Полсотни улиц нужно еще переименовать в Харькове в рамках деколонизации и около двухсот — по области, заявил в интервью МГ «Объектив» соучредитель проекта «Деколонізація. Україна» Вадим Поздняков. Продолжится ли этот процесс? Что сейчас представляет собой проект «Деколонізація. Україна», чем занимается, за какие средства существует и какие у активистов отношения с мэрией Харькова, ХОВА и правоохранителями? Когда пишут обращения, а когда берутся за кувалды? Что должно быть на месте снесенных советских памятников и должны ли они храниться в музее? Почему в городе нет улиц не только Бандеры или Шухевича, но и Мисько Барбары, Мисика или семьи Светличных? Должны ли оставаться в Харькове мемориал воинам-интернационалистам и станция метро «Академика Павлова»? Дорогой ли этот процесс, деколонизация? Обо всем этом в интервью.

— Спасибо, что согласились на встречу. Ваша деятельность всегда вызывает массу реакций. Бурных, иногда такие комментарии, не очень приятные. Один из самых распространенных, пишут: «Что в стране нет других проблем, что они воюют с памятниками? Вот они сейчас их снесут, что, лучше станет жить?» Что бы вы ответили на это? 

— У нас в стране очень много различных вопросов. Но я это сравниваю в том числе с вывозом мусора. То есть все эти российские, советские, имперские памятники, названия улиц, вывески на русском языке и т.д. — все эти вопросы должны были быть решены еще в начале 90-х годов, как раз когда Украина восстановила свою независимость. Но, к сожалению, именно из-за этого «невремя» все затянулось на 30 с лишним лет. То есть потому что сейчас в стране война, мы что — не должны вывозить мусор возле домов? Должны вывозить. Это очень дорогое удовольствие? Ну, откровенно говоря, деколонизация и декоммунизация обходятся городу дешевле, чем вывоз мусора за один день. Это копеечные расходы, но они на самом деле являются теми, которые должны быть приоритетными среди расходов, которые не являются фронтовыми, не являются военными. Например, у нас условно стоит «Хартия» на Липцах. Вот Харьковский городской совет условно должен помогать такой «Хартии» или терробороне. И существенная часть, по моему субъективному мнению, бюджетных денег, которые не могут быть потрачены на армию, такие тоже есть, должна идти на гуманитарные вопросы. Это популяризация украинской культуры, языка, это как раз декоммунизация, деколонизация. Но на самом деле ситуация в том, что это настолько недорого. Если никто не будет заниматься отмыванием денег, то демонтаж памятника, ну, сколько он может стоить…

— У вас, наверное, есть примеры, сколько он может стоить.

— Если что-то не очень большое, это несколько тысяч гривен. Один. Для городского бюджета это настолько смешно, насколько возможно. Опять же, есть в городе коммунальщики, которые получают зарплату? Есть. Есть техника? Есть. Что нужно, чтобы это сделать? Это только нужно заправить эту технику бензином. Все. То есть, это расходы на бензин, они копеечные. Это первое.

— Относительно замены табличек.

— Этот вопрос, наверное, самый затратный, буду откровенен. Но в целом, как показывает опыт, одна табличка стоит, если качественная, порядка тысячи. Если это на частном доме, есть города в Украине, где мы ставили за свой счет, бывало 200-300 гривен, зависит от тиража, наложения. Они вполне нормальные, висят. Ничего с ними не случилось, они не выцвели. Просто в таких городах, как Киев, Харьков, Одесса, есть дизайн-код, есть определенные требования к табличкам. Я больше скажу. Во-первых, таблички должны меняться раз в пять лет, насколько я помню. Во-вторых, мы можем видеть, что харьковские городские власти даже на улицах, которые не переименованы, решили обновить дизайн-код. И мы видим на Сумской, например, новые указатели, просто потому, что так решил город. То есть и от этих синих город будет избавляться в любом случае.

— Деколонизация началась в Харькове раньше, чем была провозглашена на законодательном уровне. В 2014 году сносили памятник Ленину на площади Свободы. Я хотела спросить, были ли вы тогда среди активистов?

— Был. Честно говоря, только в самом конце смог немного дернуть трос, но это не сильно повлияло на то, что он упал. Но да, я был среди участников. Потом как раз это повлияло на то, что мы своей группой тогда еще ездили по области и сносили меньшие памятники Ленину. Это были Золочевский район, Богодуховский, Змиевский, Чугуевский, еще что-то. Я уже не вспомню. Но были истории, несколько десятков разных памятников. Не только Ленину, там были какие-то Кировы, Петровские, еще что-то.

— Это было после Ленина на площади?

— Это вдохновило. Потому что это была сложная история для нашего региона, к сожалению. Потому что пока харьковский Ленин не упал, к сожалению, очень многие люди не были готовы к каким-то активным действиям. А когда он уже полетел на главной площади, это пошло просто эффектом домино. Не только моя группа ездила, сносила. Было еще несколько групп, с которыми я был знаком, которые тоже ездили по городу и по области, занимались этими демонтажами. Это было немного хаотично.

— Мне просто интересно, как вы выбрали для себя такую деятельность? Поддерживали ли вас близкие, родственники, родители в ваших взглядах. Когда они такими стали? Когда у вас зародилось это неприятие всего советского?

— На самом деле неприятие всего советского в Харькове, если ты изучаешь украинскую историю, не переписанную русскими, а действительно плюс-минус актуально, адекватно, то оно сразу у тебя появится. Я в старших классах начал изучать историю Украины, знакомиться с историей Украины, с темой Голодомора, что было у нас на Харьковщине, с темой Расстрелянного возрождения, с темой репрессий, вообще, что здесь происходило в ХХ веке. И ты идешь по улицам города и видишь, вот памятник Постышеву — организатору Голодомора, вот улица Второй Пятилетки, вот проспект Ленина, а вот улица Петровского — организатора красного террора, кстати, недалеко отсюда. И у тебя возникают вопросы: почему у нас есть памятники или названия улиц, тоже в центре были улицы Чубаря, Косиора — организаторов Голодомора. Почему в центре и не только в центре нашего города есть улицы в честь людей, которые проводили геноцид моего народа. В голове происходит то, что не может сойтись.

— Семья поддерживала? Были ли какие-то споры со старшим поколением?

— В целом плюс-минус нормально. После 2014 года с этим стало. Когда этот вопрос был до свержения режима Януковича, там были еще какие-то недоразумения — что, куда, а зачем. Потому что эту тему я пытался продвигать в социальных сетях в очень далекие времена, ну, для меня очень далекие. Когда мне было 16-17 лет, я пытался в социальных сетях это пушить: а зачем нам памятник Ленину на площади Свободы? Многие это пушили. Я был просто один из тех, кто этим занимался.

— Тогда у вас была общественная организация «Світанок». Верно? Или она появилась позже?

— Она и сейчас есть как фоновая история. Мы, наверное, до конца полномасштабного вторжения не будем восстанавливать основную организацию в этом формате. Сейчас у нас есть несколько дочерних организаций. Это «Деколонізація. Україна» и «Мова. Харків».

— То есть эти проекты реализуются на базе общественной организации?

— Да, да.

— Но они не являются отдельными общественными организациями? Отдельно вы не регистрировали «Мову. Харків»?

— Нет.

— И «Світанок» продолжает существовать?

— Да, пока в виде «Деколонизації» и «Мови. Харків», потому что есть много вопросов. У нас на самом деле значительная часть людей, которые нам помогали, которые были в структуре, — в рядах Сил обороны. Это отдельная история. Война закончится, будем возрождать. Очень много проектов гражданских, интересных, не связанных с историей, которые связаны как раз с городским пространством, с другими разными вещами. Мы просто сейчас это отложили до лучших времен, условно до конца войны.

— В 2015 году у вас был проект «Декомунізація», потому что был принят закон о декоммунизации, был проект «Декомунизація. Україна». Почему вообще была необходимость его создать? Власть, местные органы самоуправления, они не справлялись?

— Сначала мы просто ездили по области, что-то где-то сносили, это было хаотично. Потом мы начали ходить по балансодержателям, общаться по поводу каких-то мемориальных досок и тоже получили результаты. И решили создать такую структуру как «Декомунізація. Харків». Мы думали, что это сугубо харьковская проблема. Мы просто собрали данные, что вот есть то, то, то, нанесли это все на карту. И мы думали, что это проблема исключительно Харькова, что мы какие-то уникальные, особенные, проблемные. А оказалось, что нет, потому что еще и, например, мы запустили этот проект, начали появляться какие-то результаты. К нам начали обращаться из Полтавы, Киева, Днепра, Одессы, Николаева, Херсона, очень многих разных городов и даже из каких-то очень западных регионов. Что самое интересное, памятники Ватутину или Чапаеву были даже на Закарпатье. Или памятник Пушкину был во Львовской области до лета 2022 года. То есть интересных таких историй было очень много. И мы начали с Харькова, но очень быстро расширились на общенациональный уровень, потому что, как оказалось, мы думали, что это проблема Харькова, но она общенациональная.

— Сколько у вас сейчас людей в коллективе, они работают на волонтерских началах или получают зарплату? Как это все организовано?

— У нас есть несколько человек, которые получают зарплату. То есть у нас есть определенное количество доноров, которые поддерживают эту деятельность. Потому что, честно говоря, на волонтерских началах это было бы, если брать команду, практически нереально. Потому что иногда количество объектов, если взять даже какие-то вывески, указатели, памятники и т.д., какие-то обращения от людей, может быть 500 фотографий в сутки, тысяча фотографий в сутки со всей Украины. Понимаете, какой это масштаб, это нужно все обработать. Это нужно сделать обращение, что-то добавить на карту, где-то проработать с журналистами, что есть такие объекты. То есть есть определенное количество людей, которые работают на зарплатах, есть несколько человек из-за рубежа, есть люди из IT-сферы, которые нам помогают. Потому что иначе мы бы просто физически это все не выгребли.

— Сколько человек в вашей команде?

— Если брать и волонтерские принципы — люди, которые просто что-то фотографируют, нам помогают, если брать общенациональный уровень, несколько сотен человек, которые на постоянной основе что-то делают, у нас есть. Если брать Харьков, где-то человек двадцать есть, которые тоже на постоянной основе где-то нам чем-то помогают. А если брать непостоянное волонтерство, ну может человек пятьдесят.

— А непосредственно занимается деколонизацией, сносом?

— В основном фиксация. Снос — у нас есть отдельные бригады для всех этих дел, наших юных патриотов. В основном сейчас мы работаем над фиксацией. То есть, честно говоря, подавляющее большинство объектов — это все-таки демонтаж в рамках действующего законодательства. Мы работаем очень сильно именно в юридическом плане.

— Что вы имеете в виду, юридически?

— Юридически, как видим вывеску — не берем лом, не сносим ее, а мы работаем в рамках действующего законодательства, мы обращаемся в необходимые инстанции и происходит демонтаж в рамках действующего законодательства.

— Происходит органами власти?

— Или балансодержателями, или органами власти. Например, в Харькове есть куча вывесок, где уже давно нет владельцев, с начала полномасштабного вторжения, которые на русском языке. Выдается приказ исполкома о демонтаже незаконно размещенных сооружений. И все. Мы это зафиксировали, мы им передали, они тоже проработали необходимыми департаментами, выдается приказ и они идут это все демонтируют.

— Я наблюдаю в вашем Telegram-канале: «Ночью неизвестные патриоты…»

— Это тоже есть. Основной массив результатов — это все равно юридическая работа. А там, где, к сожалению, по тем или иным причинам есть какой-то саботаж, или есть какие-то, к сожалению, юридические моменты, где это все ненормировано, есть много бюрократических моментов, там происходит так. То есть в любом случае для меня самый главный результат, а каким образом он достигается… Желательно в рамках действующего законодательства. Если не получается, ну, оно все равно законно.

— Как вы определяете объекты, подпадающие под действие закона? Ведь все равно можно трактовать по-разному. Могут быть судебные споры по этому поводу. Вы консультировались ранее с Институтом нацпамяти? Сейчас по каждому объекту такие консультации проводите?

— По-разному. У нас есть профессиональные историки, с которыми мы консультируемся по поводу определенных личностей. Это во-первых. Плюс у нас есть в регионах свои люди. Как раз это в подавляющем большинстве профессиональные историки. Сотрудники университетов, с которыми мы работаем. Что касается вывесок или указателей, здесь уже вопросов, думаю, нет. То есть если название или вывеска на русском языке неактуальны, здесь нет вопросов. Это, конечно, подпадает под действие либо закона о языке, либо законов о декоммунизации, деколонизации. Спорных вопросов может быть в день до процента. И то, дай Бог, чтобы он был.

— А с памятниками, кажется, чаще?

— Мы со многими историками работаем, разрабатываем тексты, подаем в Институт, чтобы они все же рассматривали на экспертных комиссиях. Потому что, к сожалению, закон прописан так, что есть несколько десятков фамилий, по которым нужны экспертные заключения, чтобы закрыть этот вопрос.

— Вы предлагали переименовать станцию метро «Академика Павлова», но в Институте нацпамяти с вами не согласны. Они говорят, что этот человек не подпадает под действие этого закона.

— Последний ответ Института национальной памяти был, что он не подпадает под действие закона, но что они поддерживают переименование станций метро. Все эти фамилии нужно выносить на экспертную комиссию и давать рекомендации по переименованию. Что касается академика Павлова, я не согласен с позицией Института, но есть ряд россиян, которые, в принципе, были нейтральны к украинской государственности. Есть россияне, которые действительно ничего плохого или хорошего об Украине не говорили, но зачем они нам нужны? Это все эти Павловы, Некрасовы, там несколько десятков фамилий. Фамилиями которых были названы улицы в подавляющем большинстве крупных украинских городов. То есть это один этот пантеон российских названий. Просто одни россияне что-то говорили против Украины, а другие – нет. Но зачем они нам нужны? У нас достаточно своих исторических деятелей – политических, культурных, военных – более чем достаточно. Зачем нам академик Павлов, если у нас есть, уверен… Окей, уберем историю с какой-то политизацией, не будем брать улицы Петлюры, Мазепы. У нас нет харьковских ученых, которые заслужили название улицы? Я думаю, что если мы сейчас обратимся в университет Каразина, чтобы они подготовили исторические справки, мы устанем изучать этот перечень фамилий, которые не удостоены чести.

— Хотела еще спросить. Члены вашего проекта, они базируются в отдельных городах? Вы путешествуете, ваша команда? И как относятся на местах? То есть если приезжают из другого города, вас власти не знают…

— Есть люди на местах. Я регулярно езжу по разным регионам, насколько это возможно. И не только я. Бывают моменты, когда наша команда ездит в разные регионы, работает. Были поездки в огромное количество областей. Я в основном езжу договариваться с органами местного самоуправления, а есть команды, которые ездят туда, где, к сожалению, нужно работать, что-то демонтировать, где продолжается саботаж, как, например, в Одессе. Так вот. Конечно, у нас есть люди в разных регионах, где-то они более активны, где-то они готовы к мельчайшим действиям, где-то что-то зафиксировать, где-то люди готовы действовать и действуют. Какова реакция в регионах? Различная. У нас очень много департаментов разных городских советов, с которыми мы постоянно в контакте, в рабочем формате. И областных администраций тоже. И они обрабатывают. Мы передали информацию, они нам потом могут отчитаться, что этого уже там больше нет. Или что они приняли определенные юридические меры. Есть просто огромные различные бюрократические моменты. И вот мы работаем с огромным количеством регионов. Не со всеми. Есть регионы, где мы не нашли нормального контакта. Например, условно Тернопольская область для нас terra incognita.

— Какие у вас отношения с Харьковским городским советом и с областной военной администрацией?

— С областью у нас никаких отношений. С городским советом у нас регулярная работа по всем этим вывескам, указателям, рекламам. Они регулярно все демонтируют, принимают во внимание, отрабатывают. То есть город Харьков в плане сотрудничества не показательный, но один из лучших.

— Почему не сложилось с областной военной администрацией?

— А никто не выходил на контакт. Мы работаем в подавляющем большинстве с теми громадами или с теми областными администрациями, которые сами контактируют. То есть они сами должны быть заинтересованы. Очень большое количество громад, областных администраций сами на нас вышли, потому что очень много обращений. Не такая уж большая проблема найти мой номер, фейсбук. Они пишут, звонят, и мы контактируем, общаемся и находим какой-то рабочий формат.

— Не было ли каких-то конфликтов в начале? Вы говорите, что с городскими властями сейчас все хорошо. Возможно, кто-то пытался вас запугать, заставить как-то прекратить деятельность?

— До полномасштабного вторжения это была одна история, конечно. Сейчас совершенно другая история. То есть мы работаем абсолютно адекватно. В Харькове плюс-минус. Были истории, что меня хотели задержать по делу сноса маршала Жукова неоднократно. Бывали истории, когда кто-то что-то писал, что не надо это делать. Но мы продолжали этим заниматься, потому что это один из главных гуманитарных вопросов, которые нужно решать.

— Как менялись ваши отношения с правоохранительными органами? Также, возможно, до полномасштабного вторжения и сейчас? Потому что я не помню, когда в последний раз видела, чтобы даже в Единый реестр досудебных расследований что-то вносили.

— Если брать юридические ситуации, у меня ни одного административного протокола, ни одного уголовного дела по этому поводу нет. 

— Лично у вас? Или у команды?

— У всех, ни у кого ничего нет. Ноль. Ни одного даже административного протокола.

— С 2014 года? 

— С 2014 года. Мы никогда не прятались. Были попытки что-то, извините, «по беспределу» сделать со стороны полиции, но юридически мы чисты, абсолютно. То есть ни одного даже административного протокола нет.

— Юридически вы же консультировались. Действия неизвестных патриотов ночью по демонтажу, они же могут быть квалифицированы либо как хулиганство, либо как повреждение имущества?

— Хулиганство, все же, смотрите, это нарушение моральных норм в обществе. А у нас есть закон. А имущество? А что? Оно потом, как показывает опыт, после сноса очень быстро министерством выводится из реестра и теряет какой-то охранный статус. И все. И дело, если даже когда-то открылось, закрывается за отсутствием состава преступления.

— Постфактум?

— Постфактум, да. Ну, конечно, были, между нами, истории, когда Генпрокуратура открывала уголовные дела против некоторых руководств областных администраций за демонтаж, за несанкционированный демонтаж некоторых памятников, потому что они имели статус памятника, но потом это все было закрыто, потому что их выводили из реестра.

— Сейчас Минкульт стал активнее выдавать разрешения?

— Как было, так и есть. Даже, может, в последнее время хуже. То есть когда Точицкий пришел, что-то двигалось, но потом в какой-то момент снова остановилось. В этом тоже проблема, что есть ряд памятников в Харькове, по которым нужно получить разрешения, чтобы демонтировать их городским властям, но их нет. В области так же.

— Относительно мемориала воинам-интернационалистам на проспекте Науки. Также видела видео, как один из неизвестных патриотов спиливал болгаркой фамилию. И вы писали, что этот мемориал должен быть демонтирован. Хотела спросить, почему патриоты прибегли к таким радикальным, жестким методам? Видела много неодобрительных комментариев по этому поводу.

— Во-первых, было письмо от Института национальной памяти по поводу этого мемориала. И, насколько мне известно, городские власти обращались к балансодержателю. Потому что это же не на балансе города. Какая-то ассоциация, насколько я помню. И вот они не очень захотели это делать. Особенно нас возмутило, что в какой-то момент действительно там была закрыта часть плит с именами и фамилиями «освободителей» — палачей Праги, Будапешта, Финляндии. Но это продержалось буквально порядка недели. И вот 9 мая кто-то все убрал, все эти черные пакеты. Нас это возмутило и мы закрыли этот вопрос.

Видео: «Деколонізація. Україна»/Telegram

Читайте также: В Харькове болгаркой спиливают имена погибших на мемориале: почему (видео)

— Должны убрать там отдельные фамилии? Или весь мемориал?

— Вот проблема, что концепция мемориала такая, что… Я не знаю, что они будут делать, учитывая, что большая часть мемориала — это как раз захватчики разных стран. Ну и плюс, честно, история с Афганистаном, я не хочу даже сейчас это обсуждать. Обычно она очень вонючая, эта история, эта тема. Потому что живет очень много афганцев, которые отстаивают, что все-таки не так плохо, что они участвовали в этой захватнической войне. И государство поэтому не хочет приравнивать их, условно, к оккупантам Финляндии или оккупантам Чехословакии, хотя, в принципе, это такая же СВО, война в Афганистане. Но из-за нежелания потерять электоральные баллы и, кроме того, из-за различных информационных инсинуаций, чтобы этого не произошло, государство сейчас не идет на этот шаг. И мы сейчас не идем на этот шаг, потому что будет очень много агрессии, негатива. Я думаю, вопрос будет еще обсуждаться не один год о том, должны ли быть и как должны выглядеть памятники участникам войны в Афганистане. По моему субъективному мнению, лучший памятник — в городе Хмельницкий в виде пешки.

— Вы поддерживаете, я слышала, идею создания музея. Музея советских артефактов, каких-то памятников. Вопрос в том, останется ли что-то, чтобы потом поставить в этот музей? Вы говорили, что это должно быть все представлено с критикой того, что происходило. Останутся ли экспонаты, если так радикально…

— В музее города Путивль нужно делать экспозицию или перевозить в какой-то другой город. Например, где-то под Киев. Но там объектов больше, чем в известном парке Грутас в Литве. У нас есть более чем достаточно этих объектов, которые находятся в музеях, — это во-первых, в том числе в этом Путивле. Во-вторых, есть ряд объектов, которые сейчас лежат на складах.

— Ну, вы понимаете, к чему я. Что можно было бы сохранить как-то, но оно было разбито кувалдами. Я часто вижу: «Если не демонтируете сами, разобьем кувалдами».

— Это вопрос к органам местного самоуправления. То есть там, где адекватные органы местного самоуправления, они все поняли, еще сделали в 2022 и 2023 годах. Там, где они не понимают, это их сфера ответственности. Это же понятно, что это очень раздражающий вопрос. И что демонтаж все равно состоится.

— Можете привести примеры, когда горсовет демонтировал после ваших обращений какие-то памятники?

— Это не столько наша заслуга, хотя мы подняли этот вопрос и юридически его продвигали. Просто я знаю, что многие ездили к Терехову говорить, и многие этот вопрос потом начали поднимать после нас. Это вопрос с Пушкиным на площади Поэзии. Кстати, демонтаж состоялся раньше, чем в Киеве. В Одессе до сих пор стоит памятник Пушкину. Харьков был чуть ли не передовиком, кроме западных регионов. Если брать большинство крупных городов, то Харьков один из передовых в плане «пушкинопада», хотя у нас чего только не было. В метро было четыре барельефа с Пушкиным, было шесть или семь муралов с Пушкиным. Улица была Пушкинская, памятники. Чего только не было. Нет в Харькове ни одного объекта. Даже ни одного указателя «улица Пушкинская» в Харькове больше не существует.

— Мы уже немного затронули тему донатов, хотелось бы расширить. Активно ли люди жертвуют средства, кто основные донаторы и на что именно тратятся эти деньги? То есть на поездки бригад по Украине или на закупку новых указателей?

— Есть разные моменты. Часть это зарплата девушкам, которые занимаются бюрократической работой. Это раз. Два, существенная часть расходов — это поездки, билеты, бензин, гостиничные номера разнообразные. Периодически, к сожалению, бывают какие-то потери техники, это ремонт авто. Например, у нас есть организационный автомобиль, прекрасная литовская машина, которая постоянно барахлит и умирает. То есть есть много различных таких моментов. В принципе плюс-минус копейка в копейку мы втягиваемся, поэтому нормально.

— Есть ли у вас финансовая поддержка, возможно, от каких-то известных или влиятельных лиц?

— Финансовая нет. Это люди в подавляющем большинстве абсолютно обычные. То есть какие-то там известные люди, известные меценаты – нет, никто.

— Под новостями о вашей деятельности у нас подписчица очень часто пишет один и тот же комментарий: «Позняков живет в Ужгороде на донаты». Что бы вы ответили на это? И где вы живете сейчас больше всего? Остается ли Харьков вашим домом?

— Это сложная история с городами. Например, в последнее время я больше был в Киеве, но сейчас уже несколько недель в Харькове. В Ужгороде лежат мои вещи, чтобы их не разбило ракетами. Периодически я там бываю, отсыпаюсь неделю-две и дальше еду своими круговыми поездками. Честно говоря, одного города, где я живу, нет. Это вот надо скакать, скакать, прыгать. Как Сковорода. Мир ловил меня, но не поймал. Вот сейчас у меня такая судьба странствующего философа-деколонизатора, что я прыгаю по городам и пытаюсь все везде успеть.

— Относительно переименования топонимов. Были ли вы вовлечены в обсуждения, когда областная администрация и горсовет принимали решение?

— Относительно города. Мы были вовлечены в процесс, когда полномочия были у местных властей, у господина Терехова. Часть наших предложений была услышана, часть, к сожалению, нет. То есть с городом мы контактировали. Есть, что похвалить, за что поблагодарить, есть, за что покритиковать. То есть, в целом, 50 на 50. Это не так плохо, но и не так хорошо. А с областью у нас контактов, к сожалению, не было. Нас не включали ни в какие рабочие группы, официальные и неофициальные. Мы пытались до них достучаться, подавали свои предложения. Они рассматривались, почти все были отклонены, насколько я помню. То есть с областью у нас что-то не получилось, к сожалению.

— Будут ли исправлены те названия, которые получили очень противоречивые отзывы. Например, проспект Аэрокосмический. Возможно, еще что-то.

— Обращались по поводу Аэрокосмического. К сожалению, видим, что жители Харькова не сильно поддержали эту петицию. Полторы тысячи подписей было, насколько я помню. Я думаю, этот вопрос больше зависит от господина Игоря Терехова. То есть мы можем, конечно, периодически подавать эти предложения, но здесь вопрос политической воли.

— Что еще нужно переименовать в Харькове? Сколько улиц. Возможно, вы считали, сколько в Харькове и в области топонимов? Сколько снести памятников еще?

— Что касается улиц, их около 200+ в области. Очень много — это какие-то мелкие на самом деле названия. Или что-то где-то немного противоречивое, эти нейтральные россияне. Нельзя называть их хорошими. Разве что Герцен выступал за, плюс-минус поддерживал Украину. Все остальные занимали нейтральную позицию, просто они не выражали негатив в сторону Украины. То есть это плюс-минус 200 улиц в области. В городе чуть меньше, наверное, 50 — те, которые должны быть переименованы. В основном это мелкие улицы, но есть те, которые формально тогда не подпадали под действие закона. Мы как раз будем подавать их все на экспертную комиссию при Институте национальной памяти. Это у нас проспект Жуковского, где ХАИ уже, кстати, не носит имя Жуковского. А проспект остался с памятником. Это проспект Курчатова в Пятихатках. Я думаю, что у нас достаточно ученых физиков, чьими фамилиями можно было бы назвать. Было предложение, вроде, Игоря Толмачева, кстати. Я считаю, что это хорошая идея. Это история с Днем города и как раз с названиями улицы и метро «23 Августа». Это «Академика Павлова». Есть улица Гаршина, есть еще определенное количество мелких разнообразных топонимов.

— Относительно Петлюры. Почему не приняли?

— Мне самому интересно. Я не вижу, почему. А Мазепы? Что здесь такого? Я понимаю, почему городские власти не пошли на улицы Бандеры или Шухевича.

— Почему? По вашему мнению.

— Электорат. Не хотят терять электоральные баллы. Но вот у нас на деньгах есть гетман Мазепа. Почему бы не назвать улицу его именем? Кстати, у нас есть улица и бульвар Богдана Хмельницкого. Мы предлагали назвать в честь Мазепы либо улицу, либо бульвар. То есть зачем нам две улицы в честь Богдана Хмельницкого, если можно было убрать дублирование и почтить определенное количество наших культурных, военных, политических деятелей. Современности, прошлого.

— Хотела еще спросить, по вашему мнению, что происходит? Почему не могут дать улице или переулку имя Мисько Барбары?

— Прошло общественное обсуждение на сайте городского совета. Я надеюсь, что вынесут на следующую сессию. Если брать законную сторону, то должны были бы уже вынести на топонимическую комиссию. То есть там городской совет предложил Гайворонскую, плюс было предложение на Гаршина. Оно должно было быть вынесено на топонимическую комиссию, где должны проголосовать, какая все-таки улица. А дальше это проект решения на сессию и голосование. То есть здесь вопрос политической воли. Я все же надеюсь, что этот вопрос будет закрыт раз и навсегда.

— А по вашему мнению, почему так тяжело идет именно с этой личностью?

— Я лично не могу понять. Это за пределами моего понимания. То есть, если бы это была история с улицей Бандеры, у Терехова есть какое-то свое понимание, почему он не хочет, какое-то убеждение, что сейчас не время. Потому что там у него будут какие-то электоральные потери. Но в чем проблема улицы Мисько Барбары, или улицы Василия Мисика, или там семьи Светличных? Потому что у них фамилии, как у политиков? Ну, это детский сад. Почему там у нас нет улиц Петлюры и Мазепы, ну тоже вопрос. Или там Дани Дидика не сделали улицу, хотя были тоже предложения в его районе. Толмачева… Неучтенными осталось около 30 предложений. Я надеюсь, учитывая, что улиц, которые осталось переименовать, штук 50, что рано или поздно мы к этому дойдем. А улица Иосифа Слепого была предложением, которое тоже было отклонено. Янголенко была предложение, Амелиной.

— То есть было обещание от горсовета, что мы продолжим этот процесс?

— Кстати, я как раз хотел подчеркнуть, что принят закон о нацпамяти, подписанный президентом, у нас возобновлен антисаботажный механизм. То есть шесть месяцев сейчас у городского совета есть полномочия, три месяца у господина Терехова и три месяца у главы областной администрации, кто будет на тот момент, тот будет снова подписывать. Снова на распоряжение или на решение о переименовании и демонтаже объектов. То есть, к сожалению, все не проработали, массив был большой. Сейчас благодаря предложениям и позиции общественности из разных регионов, в том числе и нашего, был принят закон о нацпамяти, это введено в норму, что еще есть год, чтобы мы уже доработали все до финала. Вот как раз надеюсь, что сейчас мы это и сделаем.

— Какие памятники нужно, по вашему мнению, снести в Харькове?

— Это скульптурная группа Дружбы народов на Харьковском мосту. Это памятник Шумилову на улице Морозова, насколько я помню, там у него просто клейма негде ставить, на этом коммунисте. Это бюсты Жуковского и Гагарина возле ХАИ. Наконец-то счистить серпы и молоты с Харьковского городского совета, убрать звезду со шпиля возле городского совета. Огромный мурал Гагарина наконец-то убрать. В общем это несколько десятков таких объектов, которые остались в городе. Это можно при наличии политической воли решить за пару месяцев. А, и звезда на Харьковских Дивизий с этим буденцевцем. Я думаю, что, честно, чествование участников изгнания нацизма — это ок, это супер, но там нужен другой памятник. Этот памятник в виде звезды с этим буденцевцем, советским солдатом — это абсолютно не окей.

— Вы обратились к Терехову по поводу бюста Михновского, чтобы его установить в Харькове. Вам уже что-то ответили? И, возможно, у вас есть новости, какие еще бюсты, барельефы могут появиться в городе.

— Бюст Михновского уже в Харькове. Ответ городского совета, что они просят добавить определенные документы. Мы все это сделаем, то есть идет бюрократическая процедура. Мы сейчас все это сделаем, оно будет на топонимической комиссии, мы этот вопрос решим. И, скорее всего, с вероятностью 99% нам еще обещают передать мемориальную доску с большим барельефом Болбочану. Это была история, которую мы хотели сделать сначала с героем российско-украинской войны, уже погибшим, к сожалению, Николаем Кравченко, как раз в честь него появилась улица в Харькове. Мы еще в доковидные времена обращались к старому составу городского совета. Мы хотели начать с барельефа, а закончить бюстом Болбочана на месте, где раньше был памятник Тихонову, его как раз уже и нет. Это первоочередная история, что нам готовы как городу подарить мемориальную доску с барельефом Болбочану, как с бюстом Михновскому. И я этот вопрос попробую решить тоже в ближайшее время. Это первое, что будет сделано. И чтобы убрать любые манипуляции, все эти объекты сделаны за счет общественных, меценатских средств. Ни копейки из бюджета на это не будет потрачено. Это первое. Второе, чтобы еще убрать манипуляции, эти люди, которые спонсировали, в том числе эти объекты, являются очень крупными донорами на войско. И это то, что они дают и на гуманитарные вопросы, это их личное желание. Это не такие большие деньги для бизнеса.Вот как раз Харькову решили передать, подарить эти два объекта. Надеюсь, что это не последние объекты. Есть люди, которые готовы это тоже спонсировать, кстати, из действующих военных, это бюст Юрия Шевелева напротив доски Юрия Шевелева, которая там есть. Но к этому еще нужно дожить. Давайте мы установим эти объекты, это все будет. И будем двигаться дальше.

— Вы говорили, что стремитесь к тому, чтобы не было разницы в перспективе между Львовом и Изюмом. У вас была такая цитата, я запомнила. И такой вопрос, считаете ли вы, что Украина должна становиться более сильной вокруг общенациональной идентичности? Именно общенациональной.

— Общенациональная идентичность очень важна. Потому что все равно вопрос украинского языка, культуры и общенациональных героев — это очень важный механизм объединения. Но что должно быть в любом случае во время процессов деколонизации? Деколонизация — это не только переименование и демонтаж. Это как раз то, к чему мы подошли. Это замена. То есть мы не можем все снести и оставить пустое место. Все равно процесс деколонизации — это процесс возвращения своего, в первую очередь. Это не деструктивный процесс, это конструктивный процесс. Мы просто сейчас освободили и освобождаем все эти места под наших национальных деятелей, которые почти никаким образом не были почтены в Харькове. То есть, конечно, должны быть Чорновил, Петлюра, Леся Украинка, но мы не должны забывать наших деятелей, условного Йогансена, условных УНРровцев братьев Симянцевых.

— Местных?

— Да, местных. Конечно, это должен быть здоровый баланс между общенациональными и локальными фигурами. То есть в любом случае, если наклепать по улице Бандеры, Шухевича и Коновальца, будет вопрос, а что они здесь забыли, если только такие названия. А если будет сочетание, что вот улица Семенко, вот улица Городская Барбары, а вот улица Коновальца, а она переходит в улицу Виктории Амелиной. Должен быть здоровый баланс между общенациональным и локальным.

— Спасибо вам за разговор.