Юрий Гуржи. Харьковчанин в Берлине

Основатель одной из первых харьковских панк-групп Юрий Гуржи давно перебрался в Берлин и успешно гастролирует по всему миру. И со своей группой RotFront, и сольно — как ди-джей.

Музыка RotFront ярко сочетает как стили – ска, хип-хоп, клезмер, так и языки – украинский, немецкий, русский, английский, венгерский. За свои достижения группа получила премию German World Music Award. Как ди-джей пан Гуржи играет на вечеринках клубную музыку в стиле этно-даб-панк. И создаёт композиции для театра и кино. А первые его рок-проекты разворачивались в Харькове.

— Как называлась твоя первая группа? 

Она называлась «Нелегальный Переход Государственной Границы», нам было по 14-15 лет, и мы думали, что играем панк.

— Расскажи о своем первом выступлении на сцене, где это было? Какие были твои впечатления?

Актовый зал 116-ой школы, мой папа согласился следить за порядком, наличие охраны было непременным условием, поставленным нам школьной дирекцией. Пришли пара панков со Сквозняка, но дебош не получился, сгорели усилители. Нормальный такой дебют.

— Как назывался Ваш первый альбом?

Первый наш альбом назывался «На западном фронте без перемен». НПГГ записывали каждую неделю по альбому. Надеюсь, не сохранилось ни одного.

— Как харьковский период повлиял на твою музыку и на RotFront?

На меня, естественно, сильно повлияли первые концерты, на которые посчастливилось попасть — за них огромное спасибо «Новой Сцене» и лично Сергею Мясоедову и конечно же группам, там выступавшим — Товарищ, Казма-Казма, Фоа-Хока, Эльза. А ещё Ку-Ку, поющие No Woman No Cry на сцене ККЗ Украина. Это было ни на что не похоже и незабываемо! В общем, в Харькове я осознал, что ничем, кроме музыки, мне заниматься не интересно и не хочется.

— А как образовался RotFront?

RotFront образовался, когда я встретил Шимона Вахорна , венгерского басиста, его ко мне на дискотеку привела наша общая знакомая, прекрасная львовянка. И мы с ним выпили, поболтали, кому какая музыка заходит, поняли, что у нас много общего, и выяснили, что и я, и он вроде как хотим создать свой коллектив, но не хватает решительности, ну и инициативных музыкантов. Решили попробовать объединить усилия. Стали каждый месяц играть в Бургере, том клубе, где я ди-джеил. Шимон договорился с одним венгерским алко-брэндом о спонсоринге — за то, что мы отдавали им обратную сторону флаера, они нам привозили 12 бутылок своего напитка на каждый концерт. Обычно шесть мы выпивали с группой, а шесть разливали публике. Это очень помогало, потому что вначале мы звучали, прямо скажем, сыровато, но никто на это не обращал внимания. Спонсоринг закончился, мы к тому времени научились играть и начали писать свои песни. В 2008-ом нас подписал Essay Recordings, к тому времени я написал с Шантелем песню «Disco Boy» , она довольно быстро стала хитом, а так как это его лэйбл — думаю, это сыграло свою роль, и они к нам расположились.

— А как Вы записывали свой первый альбом «Emigrantski Raggamuffin»?
Мы с продюсером Крансом де Лютином отправились на неделю в глушь, в полузаброшеный замок, чтобы там, не отвлекаясь, подготовить песни к записи альбома. Кранс в этом бизнесе давно, он один из самых успешных продюсеров Германии, но к нам при этом отнёсся нежно, без снобизма, и не раз давал очень ценные советы. В результате мы переписали часть песен, добавили им новые припевы, обогатили аранжировки — в общем, встреча с Крансом пошла нам однозначно на пользу. Он спродюсировал и два наших следующих альбома.

— Наша публика похожа на европейскую? Или отличается?

Мне кажется, реакция публики всегда плюс-минус одинаковая, просто некоторым нужно больше времени на раскачку. Японцы, например, своё время ценят, поэтому у них на концертах эмоции на полную с первой же песни. Немцы по наблюдению моего коллеги, МС из RotFront, более зажаты. Он даже песню об этом написал, которую мы с удовольствием исполняем — смысл её в том, что когда немцев пытаешься расшевелить, говоришь «танцуют все», они начинают… хлопать в ладоши. Clap your hands, that’s the German Dance. (Ну, тут, конечно, не без иронии). При этом отмечу, что Киев в моей практике был первым городом, где во время нашего концерта две девушки в публике разделись. На моих со-группников это произвело неизгладимое впечатление.

— Как прошли американские гастроли? 

Мы играли на фестивале JetLag в Upstate New York, а потом в клубах в Нью Йорке и Филадельфии. Накануне вылета стало ясно, что нашего Шимона в Америку не пустят, это выбило у нас почву из под ног — именно с Шимоном мы основали группу, и до этой гастроли у RotFront не было ни одного концерта , в котором он не принял бы участия. Но мы нашли замену, справились.

— Где тебе больше всего нравится играть?

С RotFront-ом приятнее всего играть в Берлине — последние пару лет мы ежегодно выступаем в SO36, во-первых, это недалеко от дома, не надо трястись в автобусе или лететь 10 часов на самолёте, во-вторых, здесь публика на 100%  «своя». Есть ощущение, что играешь перед семьёй. Правда, в семье человек 800.

— Какая философия заложена в вашем последнем альбоме «17 немецких танцев»?

Это такое супер-кондовое название, как-будто из 19-го века. Мы в тот момент как раз думали об интересном феномене — в Германии RotFront часто воспринимается как ансамбль эмигрантов — что не удивительно, ведь в группе венгр, украинец, болгарская певица, ещё недавно были австралиец, канадец, американец, австриец. Но как только мы оказываемся за рубежом, нас объявляют немецким коллективом, что, технически, чистая правда — мы берлинцы, поём частично по-немецки. И вот мы решили сознательно записать немецкий альбом. Представить, что то, что мы играем, будет восприниматься, как немецкая музыка. Продолжение славных традиций Kraftwerk, Nena, Trio, Rammstein. А название пришло в голову моей жене — оно предельно старомодное, так могли назвать цикл своих произведений Бетховен или Вагнер, то есть оно подходило идеально.

— Ваш клип «Sovietoblaster» набрал 1 млн. 275 тыс. просмотров на Yоutube. Расскажи о своем сотрудничестве с Nathalie Lawhead.

Натали — наш американский ангел. Мы записывали первую пластинку, и получили от неё имэйл, ей нравилась наша музыка, она безвозмездно предложила сделать клип. Когда прислала первую минуту, я был слегка в шоке — совершенно не ожидал подобного, это не близкая мне эстетика. И вместе с тем это было объективно круто. Вот, собственно, и всё. У неё был зелёный свет и никакой цензуры. А потом нам всем так понравилось, что через два года мы решили повторить, и Натали сделала видео на «Gay, Gypsy & Jew».

— Расскажи о своих работах для кино.
Пару лет назад мы с Шимоном сделали саундтрек к очень странному фильму Mädchen Im Eis, времени на это нам отводилось катастрофически мало, пару недель, из Гамбурга раз в неделю приезжал режиссёр Штефан Крёмер, пил кипяток, смеялся, размахивал руками, закрывал глаза и рассказывал, какая музыка играет у него в голове. Мы пытались её воссоздать. В конце концов удалось его убедить, что записанное нами — именно то, что он слышал. А совсем недавно я записал музыку к документальному фильму, который снял мой друг Маркус Вэлш. Он о Вилли Вайделе — немце из Зингена, сейчас ему должно быть за 80, а в раннем детстве, в сороковых, он в своём родном городе регулярно видел украинцев и поляков, которых пригнали работать на местных заводах, и так его это тогда проняло, что он посвятил всю свою жизнь этой истории. Первые годы все его попытки навести справки ни к чему не приводили, никто не хотел об этом разговаривать. Но он очень по-немецки — педантично, без истерик — продолжал копать, и в конце концов и архивы поднял, и в Украину съездил и лично пообщался с выжившими, и пенсии им выбил. Это очень хороший фильм, я надеюсь, его покажут и в Украине, мне кажется, он об очень важных вещах, и такие истории сближают.

— А как твои театральные проекты?

Театр — это отдельная тема. Получаю массу удовольствия от работы там.

— Есть планы выпустить музыку к фильмам на CD?

Про музыку к фильмам — не уверен, всё же она делалась специально под какие-то картинки, сцены, а вот, например, песни из представления об Эссад Бее, которое мы делали пару лет назад, вышли на диске. Эссад Бей — это немецкий писатель, звезда поздних двадцатых — ранних тридцатых годов прошлого века. Его настоящее имя — Лев Нуссимбаум, он родился в русскоязычной еврейской семье в Киеве, вырос в Баку, а после революции они с отцом бежали в Берлин. Здесь 17-летний Лев принял ислам и всем рассказывал, что он на самом деле персидский принц Эссад Бей, стал колумнистом и писателем, вынужден был бежать от фашистов, оказался в Италии и умер там, больной, в нищете и страшных муках в 36 лет. Это очень короткая версия его биографии. Вместе с Дэниэлом Каном и Мариной Фрэнк я написал 18 песен о его жизни, первый раз мы представили их на малой сцене берлинского GORKI Theater. Мы до сих пор периодически выступаем с этой программой и записали её в виде альбома «Who Was Essad Bey?» в студии Томаса Штерна, легендарного берлинского музыканта и звукорежиссёра. Он из тусовки, образовавшейся в 80-ых вокруг Einstürzende Neubauten и первых составов Nick Cave & The Bad Seeds, играл в Crime & The City Solution, записывал среди прочих, Swans. Если бы я в 17 попал к нему в студию, я б, наверное, офигел от счастья.

— А какую музыку играет DJ Yuriy Gurzhy для клубов?

Я играю разную музыку, но чаще скорее энергичную. Пожалуй, это всегда музыка с этно-составляющей.

— С какими лейблами ты сотрудничаешь?

Самое замечательное сотрудничество было с лэйблом Trikont, они выпустили пять моих сборников, это самый старый инди-лэйбл Германии, который с ранних семидесятых возглавляли одни и те же люди, Ахим и Ева, совершенно чудесные. Ахим, к огромному сожалению, умер в прошлом году, это страшная потеря. Здорово, что после его смерти Еве теперь помогают его сыновья. Два альбома RotFront вышли во Франкфурте на Essay Recordings. Ещё я очень симпатизирую Extra-Estrada, это настоящие энтузиасты, фанаты своего дела.

— Когда нам ждать новый альбом RotFront?

В следующем году наверняка!

— Украина и Харьков входят в Ваши гастрольные туры?

Мы дважды играли в Украине с RotFront-ом. В 2014-ом оказались в Харькове, это было для меня столкновением параллельных миров — никто из моих со-группников в Харькове до этого не был, ни по- украински, ни по-русски они не говорят, для них это была изощрённая экзотика.  А с другой стороны тут же стояли люди, которые знают меня миллион лет. Я стараюсь регулярно приезжать сам, всё же группа — это такой караван, 9 человек. Один я, конечно, более лёгок на подъём. Пару лет назад я поучаствовал в альбоме Жадана и Собак «Пси», мы потом вместе ездили на Донбасс, ну и какое-то время назад я ежегодно бывал в Киеве с ди-джей-сетами.

— Ты считаешь себя берлинцем или харьковчанином?

А можно берлинцем-харьковчанином? По-моему, время чётких определений прошло!